Я нарисовала себе эту картину и наполнилась счастьем.

После олимпиады я чувствовала пропасть между собой и школьными подругами. Они жили старым, и, казалось, чего-то не знали, хотя не могла объяснить, чего именно. Светка хихикала, что мама в классе назвала меня «седьмым ребенком области».

— Эй, ты! Седьмой ребенок, — кричала Светка на перемене, думая, что это смешно.

Танька же продолжала рассказывать про Стаса, за которым бегала уже полгода и который шарахался от нее, как от сумасшедшей. Как могло занимать это ее так долго? Мне хотелось вернуться обратно.

Саша отличался от местных парней. Я заметила это сразу и с каждым днем убеждалась все больше. По словам родителей, он учился плохо, но он разбирался в компьютерах, а для этого нужно иметь голову! Насчет своих одноклассников я не была уверена, есть ли у них вообще голова. Их тупость стала еще заметней на Сашином фоне, особенно у Силина, о влюбленности которого мама пела еще с класса седьмого, а то и раньше.

Когда сестра уехала учиться, а я пошла в 9-ый класс, мама каждый день пыталась вывести меня на откровенность. Это дико! Если со мной раньше и разговаривали, то хвалили за прочитанные книги, сшитые мягкие игрушки и тому подобное. Но никто не допытывался правды о моих симпатиях, да и сама мысль сказать о них сомнительна и ненадежна. В своих дневниках, которые я то начинала, то бросала, я даже события обозначала так, что из них можно узнать обо всем, кроме того, что реально волновало. Например, подготовку к классному вечеру я описывала подробно, а самое важное умещала в одном предложении: «Мы танцевали с мальчиками». После чего еще долго испытывала тревогу, не слишком ли откровенно.

В 9-ом классе мама решила, что я стала взрослой. Возможно, потому что мое тело с огромным опозданием, но все же стало походить на женское. Задержись оно в развитии еще на год, со мной бы и дальше разговаривали только об учебе. Получалось, вовсе не интеллект являлся пропуском во взрослую жизнь.

Я молчаливо выслушивала, не совсем понимая, что мама хочет. Она рассказывала, как в школе была влюблена в мальчика, который не обращал на нее внимания, и любила его так сильно, что по ночам плакала в подушку. Это при том, что он был двоечник и полный идиот. Но я не такая дура! Смутно догадывалась, мама куда-то клонит.

Она говорила, как важно уметь отшивать парней и как в свое время у нее это здорово получалось. Зачем их отшивать? Еще никто и не приставал… И в конце концов она переключилась на одноклассника Пашу Силина, опять сказав, что он смотрит на меня несколько странно. Вот для чего рассказаны эти истории! Да не собираюсь я реветь по ночам! Хотела уже сказать маме, но только она вряд ли поверила.

Я сама была виновата в подобных подозрениях. Когда сестра рассматривала фотографию моего класса, мама сказала, что Паша — красивый мальчик. А меня словно за язык дернули:

— Не вижу в нем ничего красивого!

Конечно, сестра тут же стала меня задирать:

— Мама! А она! Она в него влюблена!

— Ничего подобного! — отрицала я.

— Еще как влюблена! — не унималась сестра. — Если бы тебе было всё равно, ты бы даже не отреагировала!

Как я могла доказать, что отреагировала только потому, что захотела что-то сказать! И после этого мама каждый день рассказывала, что такого особого заметила в Паше, когда он «случайно» на меня посмотрел. После чего следовал хитрый взгляд и вопрос:

— А ты ТОЧНО в него не влюблена? Если да, то лучше скажи.

Я, наученная горьким опытом, спокойно объясняла, что Паша мне не нравиТСЯ, и, более того, никогда не нравиЛСЯ. Интересно, что было бы, если меня угораздило в него влюбиться? Я считала, что ничего хорошего.

— Да не вижу я ничего! — отбрыкивалась от мамы и добавляла, что не очень-то интересуюсь, как там относится ко мне какой-то Силин.

— Даже Маргарита Васильевна в 3-м классе говорила, что Паша на тебя странно смотрит! — мама доказывала свою правоту.

— Ну, и флаг ему в руки.

— Такое нужно замечать, — она старалась пробудить во мне настоящую женщину. — Учись видеть.

Я и училась.

Сначала стала замечать, что Паша на физкультуре мог без всякой причины проехать так близко, что задеть меня рукавом. Или подойти за реактивом по химии именно в тот момент, когда брала его я. При этом обязательно со мной столкнуться. Потом стала отмечать в его взгляде внутреннюю раздвоенность, страх и еще что-то неуловимое. Затем уже мастерски овладела боковым зрением, так как Паша не смотрел на меня прямо, и уже различала все эмоции на его лице, даже со зрением в минус три единицы.

И тогда мне понравилось ему нравиться. Но мама еще особенно подчеркивала, что я должна при этом оставаться спокойной. А это и вовсе легко! Именно такой я и была! Я делала вид, что ничего не замечаю, и взгляд мой всегда оставался рассеянным и добродушным.

Однажды, когда Паша проходил мимо, я почувствовала запах туалетной воды и на следующий день вылила на себя чуть ли не целый флакон духов. Я хотела, чтобы он тоже почувствовал мой аромат. Зачем? Ведь он, как не нравился, так и не нравится, сама игра доставляла удовольствие.

— В детстве у тебя был странный взгляд, — говорила мама. — Словно ты смотришь не на предмет, а на то, что внутри тебя. Какой-то повернутый. Вот Пашечка, наверно, и влюбился.

— Не знаю. Себя я со стороны не видела, а в зеркале у меня взгляд вполне нормальный.

Помимо Паши и его странных выходок, мама еще каждый день пела, что я красавица. Но если на Пашу я еще как-то соглашалась, последнее утверждение не принимала в корне. Откуда может взяться красота, если ее там изначально не было? Ну, можно еще допустить, что симпатична, ну, может, мила. Но красива? Это уж слишком! Поэтому, когда соседка по парте ни с того ни с сего тоже назвала меня красивой, я обрадовалась, смутилась, задумалась, но так и не поняла, к чему это. Сначала она задавала необычные вопросы. Мы не дружили, но сидели вместе из-за стратегических соображений общей успеваемости. Мама считала, если на уроках разделить подруг, то весь класс будет учиться лучше. Вика спрашивала, что я думаю по поводу любви и отношений. А я не знала, что ответить, потому что ничего не думала!

— Ты красива, — в итоге произнесла она как бы между прочим, словно озвучила всем давно известный факт.

Красива? Повторила за ней и пыталась представить, что ж такое она могла увидеть. Меня никто не называл красивой! Мама не в счет, надо же понимать, у всех матерей их дети самые красивые. Осторожно спросила у Вики:

— Почему? — имея в виду, знает ли она, что это слово много значит. Вика пожала плечами.

Целый день я думала об этом, повторяя слово «красива» то так, то эдак, вспоминая Викино выражение, озвучивая ее интонацию в поисках подвоха. В конце концов пришла к выводу: это только ВИКЕ, только в ТОТ момент и только ПОКАЗАЛОСЬ! Эх, а так было бы здорово!

* * *